Рассказ из книги "Семь походов по восточному Саяну" М.Пуссе

  А денек сегодня опять на славу. Казалось, никогда еще не светило так ярко солнце, никогда так не бодрила пропитанная запахом кедра горная весна. Нас несло рукавом между островами. Течение здесь умеренное, километров десять в час, и мы размечтались: «Вот так бы всегда». Минут че­рез пятнадцать скорость начала увеличивать­ся, и вдруг Глебов закричал: «Избушка, из­бушка!». Мы налегли на все три весла, и через несколько минут зацепились за прибрежные ку­сты прямо против Ванькиной избушки — прибежище верх-гутаринцев, забирающихся сю­да поздней осенью на промысел соболя. Сра­зу же приступили к пересортировке снаряже­ния.
Приняли меры предосторожности. В три пустых рюкзака уложили резиновые мешочки с аварийным запасом продовольствия, боезапас, документы. Для увеличения плавучести, устойчивости шлюпки, и предохранения ее от ударов о камни собрали из заранее сшитой сатиновой «трубы» и надутых волейбольных камер предохранительный пояс. Его привяза­ли к уключинам и на носу. Одно ружье и спиннинг привязали также к уключине. Так мы готовились к плаванию по весеннему Казыру.

  Первый день сплава мы провели без особых приключений. Вода в реке уже поднялась и многие опасные    перекаты    и    камни преодолели «поверху». На отдельных бурных участках нас несколько раз сильно    захлестнуло но приятно греющее солнце скомпенсировало эту мелкую неприятность. «Изба!..» Пока друзья сушились у костра, я быстро сходил вверх по бурному правобережному притоку — он впадает в Казыр ниже избы Что это за приток? Как все-таки плохо без карты!

  На следующий день плыть стало труднее и рискованнее. Крутые повороты чередовались с бурливыми шиверами. Местами река буквально кипела. На берегах много причудливо ощетинившегося нанооника. Мы не отдыхали ни мгновения. Чтобы избежать многочисленных опасностей, гребли непрерывно. За кру­тым поворотом, на сыром мысу, видели лосиху с двумя нескладными лосятами. На стреми­тельно пронесшуюся лодку звери не обратили никакого внимания. К концу третьего часа плавания нас стало так захлестывать, что волей-неволей решили остановиться на сушку. Но и это не просто! Так несет, что, схватившись за куст, рискуешь быть выброшенным из лодки. Приходится тор­мозить постепенно. Схватишь — отпустишь. И так несколько раз. Бугор, на который мы сегодня зышли, очень крут. Хозяйничать здесь неудобно. Резиновый куль порвался и добрую треть намокших продуктов вываливаем на землю. Та же судьба и у подаренных нашим проводником оленьих шкур. Они намокли, стали пудовыми и просу  шить их до начала плавания нет никакой возможности. До самой темноты над рекой мотаются гуси.

  Наступило четвертое июня. От берега оттолкнулись в полдевятого. Через двадцать ми­нут на крутом правом берегу показалась еще одна охотничья изба. Ниже ее в Казыр впадал бурный приток. .Попытки пристать к берегу, и обследовать избу оказались безуспешными. Река совсем взбесилась... В одном месте повезло. Заворот течения поджал нас к берегу. Решили посмотреть, что за поворотом, и увидели два огромных камня посреди реки. О них с грохотом разбивалась струя. Еще немного, и нам бы довелось испытать судьбу. Перетащили лодку берегом. За каким-то из бесчисленных поворотов нас при­било к сырому острову, и посадило на отмель. За весла браться не торопились, заметили уже, что   заворот течения нас скоро потянет дальше. Неожиданно метрах в десяти слева, в чаще, я почувствовал медленное шевеление. Медведь, медведь!!! Рука потащила из шлюпки двустволку. Мишка медленно двигался к берегу и через мгновение вышел на открытое место. Выстрел эхом ушел в горы. Медведь осел задом и, подняв правую лапу, круто повернулся к нам. В этот момент поток подхватил лодку и быстро понес ее от остро­ва. Греби!» — отчаянно закричал я. Изо всех сил налегли мы на весла. Прыгаю прямо в воду. Привязав лодку, бежим вдоль бере­га, потом через ручеек. В чаще не можем найти нужное место. Изготовившись к вы­стрелу, продвигаюсь вперед. Вот он! Задом к нам лежит небольшой мишка. Много ли нужно для счастья городского охотника? В другое время я, наверное,    заплясал    бы, но очевидно сказывается усталость. После фотографирования занялись разделкой туши. Все сходятся на том, что по случаю такой удачи необходимо сделать генеральный привал. Надо только сменить место, на сыром острове с приятностью не отдохнешь. Бурный поток снова подхватил лодку, и уже через минуту ост­ров остался за поворотом. Как хорошо все идет! И плавание, и охота. И какая погода стоит! Глаз не открыть — такое солнце. Когда впереди снова послышался шум, не без труда зацепились за берег, и Володя Дворкин пошел посмотреть — можно ли плыть дальше. Через несколько минут он возвратился. «Ничего особенного!» Оттолкну­лись и, сильно загребая на середину струи, по­неслись к повороту. Шум становится сильнее. Такого мы еще ни разу не слышали! Шум пе­решел в грохот, и когда все усиливающееся те­чение поволокло нас в сужающуюся трубу, мы, наконец, увидели всю панораму порога.

  Правый берег был завален наносником. Идущий под уклон, сжатый сошедшимися берега­ми поток с ревом мчался среди подводных камней. Их присутствие под водой угадыва­лось по стоячим волнам и беспорядочной их толчее. Почувствовав, что лодку быстро разворачивает, я закричал: «Носом вправо!». Мы сдела­ли несколько отчаянных гребков, и тут несу­щаяся со скоростью автомашины шлюпка вле­тела в толчею волн. Миг — и описав в возду­хе сальто, лодка перевернулась. Я успел схва­титься за расположенный в носу металличе­ский клапан и повис под днищем низвергав­шейся куда-то лодки. Холодная    и    отчего-то спокойная мысль: «Конец, сейчас ударит о камни»,— мелькнула в голове. Не хватало воздуха. Изо всех сил загребая свободной рукой, я старался не оторваться от лодки, как вдруг почувствовал ногами дно. Течение прижало нас к берегу. Высунув голову из-под днища, я по­тянул лодку на мель и вдруг заметил, что сбо­ку за спасательный леер держится только Дворкин. «Где Венька?» — крикнул ему я. «Здесь...» Оказывается, Глебов держался за леер с противоположной стороны лодки. Бредем на берег. Мешает бурелом, ноги скользят. Отойдя от воды на метр-другой, повалились на раскаленную солнцем гальку. Осмотрелись. Шлюпка цела, но совершенно пуста. Снаряжение — мы раньше его привязывали — именно в этот момент оказалось не пристегнутым. Утонуло все, в том числе и ору­жие. На мне и Вениамине Глебове остались аварийные рюкзаки, в которых в резиновых мешках был небольшой запас самого необходимого. Долго бродили мы вдоль берега в на­дежде найти что-нибудь из выброшенных ре­кой вещей, но тщетно. Из оружия сохранились два длинных ножа. В двух резиновых ме­шочках, извлеченных из рюкзаков, оказалось килограмма два сухарей, четыре двухсотграм­мовых пшенных концентрата, десять коробков спичек и теперь уже бесполезные боезапас и пленки. От Ванькиной избушки, по нашим подсчетам, мы проплыли километров сто. Кругом — непроходимая тайга и горы. Сколько километ­ров еще плыть до людных мест — неизвест­но. Нет подробной карты. Пятнадцать походов по Архангельской области прошли у меня благополучно и вот первая осечка. И вспомнилась невольно чивилихинская фраза: «Эх Казыр, Казыр - злая, непутевая река...» Молча сидели на берегу и думали, думали... Мучалн синения. Куда идти? Плыть дальше, в расче­те проскочить на «ура»? Для этого нужны продукты Днем вода начнет падать камни вылезут наружу, а течение весеннее, бешеное. Придется часто обходить препятствия, надувать и стравливать шлюпку. На это затратишь много дней. А если прокол? Чинить-то нечем. Еще труднее отказаться от задуманного плана, когда преодолено столько трудностей.

  Снова ходим вдоль берега — не выброшено ли чего-нибудь? Но кроме куртки, зацепившейся за наносник, ничего не обнаружили. В кон­це концов решили возвращаться в Верхнюю Гутару. «Если бы найти замокшие сухари — хватит дотянуть до людей!» Занялись шлюпкой. Для облегчения ее вырезали дно, а все остальное и насос забрали с собой. Рано утром 5 июня началось наше возвращение. Идем скоро и энергично. Уже к вече­ру дошли до бурного притока, который, как оказалось, совершенно невозможно перейти. За весь этот день ели один раз. Все меню состояло из двух столовых ложек сухарной крошки на человека, сваренных в алюминиевых кружках. Туда же было брошено по ще­потке соли и несколько листочков черемши, придававших нашему вареву привкус щей.

  Следующие сутки начались с бесплодных поисков переправы через преградившую путь. В одном месте, где посредине реки был ост ровок, мы пытались навести переправу. Но безуспешно. Деревья сразу же уносил бурный поток. Ничего не оставалось, как решиться переплыть на другую сторону Казыра на остатках нашей лодки. Часа два затратили на надувание булей. привязывание шлюпочным леером сверху их толстых жердей. Вырубили и небольшие весла. Сидя верхом на баллонах и упираясь ногами в деревянную решетку из жердей, отдаемся на волю течения, бьющего здесь в противоположный берег. Струя нас обманула, протащила мимо берега. Мы уже потеряли надежду пристать, ког­да неожиданное завихрение воды снова при­несло нас к берегу. Снова идем, вокруг нас вспархивают рябчики. Уже в сумерках сдела­ли привал.

  Назавтра, двигаясь левым берегом Казыра, мы достигли места, где по утверждению Дворкина была наша стоянка, на которой мы вы­бросили замокшие сухари, шкуры-потники и т. д. Но все это было на противоположном берегу реки. Три часа было затрачено, чтобы на булях переправиться через Казыр. Не очень-то верилось, что так легко удастся найти столь драгоценный для нас груз, однако нам повезло. От ямки, в которую в свое время бы­ла ссыпана замокшая крошка, тянуло кислым запахом, вокруг же тучи мух и целые армии муравьев. Стараясь по возможности меньше черпать земли и насекомых, Глебов осторожно собрал это месиво. Выброшенные шкуры опять пригодились. Вениамин и Володя сделали в них отверстия Для головы.  И очень довольны обновкой.  Вот обида  — не работает фотоаппарат. Какие получились  бы  кадры!   Робинзон  выглядел  культурнее в этот день было особенно тяжело Сплошной бурелом. Сил тратим много, а расстояние съедается очень медленно. Вдоль бе­регов Казыра непролазная чаща черновой тай­ги. Еще Кошурников в своих дневниках отме­чал что окружающие реку склоны гор от Запевалихи до Саянского порога покрыты гибником. Конечно, и сейчас мертвых деревьев, тем более бурелома, тьма, но глаза радует свежая поросль березы, осины, ольхи, рябины. Не за горами время, когда в их тени подрастет при­вычный для здешней тайги хвойный лес. Да и тайга-то теперь совсем не безжизненна. Вокруг звериные следы, тропки...

  Начиная с сегодняшнего дня, увеличили рацион до четырех ложек сухарной крошки в сутки. Основная же еда — черемша. Часто отдыхаем. Очевидно, начинает сказываться недо­едание. Иногда нас осаждают клещи. Больше всего их в сухостое, валежнике, но особенно на тропах. На тропе клещей больше чем в тай­ге раз в двадцать, а особенно они опасны с мая по июль. От укуса этой микроскопиче­ской букашки можно заболеть страшной бо­лезнью — энцефалитом. Клещ присасывает­ся в самых разных частях тела и от приса­сывания до заболевания проходит дней пять-пятнадцать. Известны нам и симптомы: по­вышение температуры и потеря сознания. Мы их не на шутку побаиваемся и регулярно осматриваемся. В. одном месте натолкнулись на маленькую охотничью избуш­ку, которую во время сплава    не    видели — она закрыта островком. Глебов, пролезший в нее первый, издал радостный крик. Под по­толком мешочек с сухарной крошкой: «Кило­грамм будет!» На деревянной полочке бутыл­ка, наполовину заполненная жиром. Конечно, мы ринулись обыскивать все вокруг и око­ло, — авось где-нибудь есть съестное, но увы, впустую. Иногда мы находили гнезда куликов-пере­возчиков.

  А одиннадцатого июня даже добыли «мя­со». Сидели днем на берегу, отдыхали, смот­рели на проносящиеся в стремительной струе коряги. Неожиданно Вениамин ткнул меня: «Смотри!» Прямо на нас плыл через реку не­большой зверек. Убили его палкой. Ободран­ный колонок был тощ и жилист. Варить его пришлось бесконечно долго и все равно мясо не прожевывалось. Настоящая резина! Вениа­мин заикнулся было, не съесть ли, дескать, и шкуру, но из-за опасения за его желудок, по­следнюю немедленно утопили в Казыре. Сегодня перебрели мощный обвал. Он порос невероятным количеством черемши, и мы дол­го на ней «паслись».

  К вечеру четырнадцатого июня перешли ряд ручьев и проток. Довольно ясная тропка выве­ла нас в конце концов к уже знакомой нам «Ваньвиной избушке». Таким образом, вниз по реке плыли восемь часов, а шли обратно десять суток. Такова скорость весеннего сплава! Непрерывно лил дождь, и единственным утешением для нас было то, что здесь нача­лась тропка, обозначенная затесками. До жи­лья теперь не более пяти дней пути.

  На рассвете семнадцатого июня форсировали Прямой Казыр. Переправа нам доставила несколько тревожных мгновений. У Дворкина — он самый рослый и шел в «стенке» выше по течению, ?вело ноги от студеной воды. Нашу «стенку» стало сносить. Но все кончилось благополучно. Через три часа достигли реки Большая Кишта. Тропа подвела нас к построенному еще в 1941 году для нужд существовавшего в то время в Тофаларии соболиного заповедника «Чертову мосту». Внешне он вроде бы еще крепок. На многочисленных затесках поломанных перил масса надписей туристов, мест­ных жителей. Например: «Мост испытан. Пе­реведена лошадь и олень». Но наш проводник предупреждал, что ему пора уже рухнуть. Не без опаски мы его покачали. Выдержит ли? Потом стали переходить. Под мостом ад. На глубине в двадцать пять метров в узком каменистом ущелье теснился и рвался на свободу бешеный поток. Шесть метров идем по брев­нам моста и облегченно вздыхаем. Снова на твердой земле. За следующий день удалось пройти всю Кишту. Миновав колоссальные поля черемши, не без труда вскарабкались на перевал. Как же быстро меняется обстановка! Весна-то шла вместе с нами! В местах, где двадцать дней назад лежала толща снега, теперь зеленело, краснело, белело сплошное море цветов. Сколько жарков и аквилегий! За 19 июня, последний день похода мы выжали из себя  все. Прошли 35 километров!

  В 5 часов вечера впереди показался Гутаринский Аэродром. Пошли в магазин. Нельзя сказать, что нас терзал голод. Это чувство уже притупилось. Ведь сегодня кончились пятнадцатые сутки перехода, за которые мы прошли более двухсот километров. Купив всего необходимого, мы по старой памяти зашли к Ген­надию. Мать Геннадия поила нас парным молоком. Здесь мы впервые рассмотрели, как сильно изменились наши лица. Вениамин и Володя опухли от голода, а я ужасно исху­дал. Александр Иванович Щекин председатель колхоза и совершенно незнакомые люди предлагали помочь деньгами. Мы с благодарностью отказались. До Нижнеудинска хватит, там по­лучим переводы. У меня, да и у обоих моих друзей, на душе было как-то неспокойно. По Казыру проплыть насквозь, как планировали, не удалось. Это чувство отравляло даже благополучный исход наших странствий.

  Наши рассказы об увиденном, пережитом интересовали жителей Гутары. Тофалары не плавают по рекам, а соболюют только до Ванькиной избушки и прилегающей к ней местности. Ниже этого угодья они Казыр не знают. Григорий Иванович Тутаев — наш проводник, оказывается, тоже набедовал при воз­вращении, чуть не утопил оленей в Левом Ка-зыре и вынужден был трое суток ждать спада воды. Возвращаясь же домой, он добыл мед­ведя. В воскресенье, а часто и в понедельник самолеты в Гутару не летают. Мы ловили хариу­сов, знакомились с жизнью и бытом гутариицев Рассказывая о соболевках и белковании, нам говорили: «Когда начинается сезон, соболевать уходят все, даже председатель. Заработки хорошие. За соболя нам платят от 170 до 1200 рублей (в старых деньгах), в зависи­мости от качества шкурки: чем темнее, тем дороже. За белку — по десятке, за мясо зве­ря _ по четыре рубля за килограмм...». Уже когда ехали в поезде, Вениамин Глебов пошутил: «Вот и кончился наш отдых. Выйдем на работу, начнем отдыхать от отпуска».

  В этом походе мы много увидели, немало узнали. Испытали свои характеры в борьбе с силами природы. Отсутствие в продаже подробных карт заставило нас исследовать Казыр «на ощупь», но мы ни о чем не жалели. То, что искали, мы нашли. Уезжая из этого замеча­тельного края, мы чувствовали себя альпини­стами, едва избегшими сорвавшейся лавины. К сожалению, мы не взяли намеченную верши­ну, но ведь любая дорога начинается с первого шага.

 Назад